Секира Перуна

Польский историк Стрыйковский (XVI в.), автор обширной хроники-летописи, в которой излагается история польского, литовского и русского народов с древнейших времен, писал, что истукан — идол Перуна (Перкуна) держал в руке камень, а перед ним постоянно пылал священный огонь. В летописи это известие передано так: «Перконос, си есть Перун, бяше у них старейший бог, создан на подобие человече, ему же в руках бяше камень, многоценный аки огнь; ему же огонь неугасающий с дубового древня непрестанно паляху». Если пламя почему-либо гасло, то для того, чтобы зажечь костер, люди высекали огонь из камня, который держала рука идола.

В одной русской сказке герой бросает в несущегося по воздуху черной тучей колдуна кремень и огниво, и оттого рождается пламя, в котором гибнет злой волшебник.

Богатырская палица, Молот Тора, Секира Перуна

В народном русском эпосе у Перуна, других сказочных героев и мифических змей есть богатырская палица или в другом варианте секира Перуна. Возможно, это слово происходит от понятия простой палки-дубинки (впрочем, как и понятие дубинки—от дуба); затем его стали связывать с кованым металлическим орудием. Здесь очевидна та же связь между пожигающим огнем (карающей молнией) и побивающим оружием: палица от слова «палити» (пламя), «запалить» (запулить) в кого-нибудь чем-то, т. е. ударить. Огонь, добываемый из камня, вызывался ударом кресала, а если из дерева, то трением. Такой огонь, добытый из дерева, в народе называли «живым», он служил символом небесного огня-молнии; дождь, низводимый на землю богом-громовником Перуном, назывался «живой водой».

Секире перуна соответствовала клинообразная, заостренная палица германо-скандинавского бога грома, бури и плодородия Тора — божественного богатыря, защищавшего богов и людей от великанов и страшных чудовищ. Этой палице не могла противостоять никакая броня. У Гермеса — греческого вестника богов, покровителя путников, проводника душ умерших, помимо золотых крылатых сандалей, был и окрыленный жезл. Крылья жезла олицетворяли быстрый полет молнии. Секира перуна как значение карающего божественного орудия стала символом власти и превратилась в царский скипетр, жреческий и судейский жезлы.

Сухое дерево, трением которого добывался «живой огонь», получало в заговорах символическое значение молнии. Пламя молнии иссушает дождевые тучи, а поскольку дождь считался кровью, то возникло поверье: чтобы остановить идущую кровь, надо зажечь сучок на бревенчатой стене.

Молнию изображали и в виде блестящего меча. Слово «меч» очень древнего происхождения. Скифы чтили своего молниеносного Дива, образ которого они усматривали в старом железном мече, воткнутом в землю перед судьей. Об аланах римский историк Аммиан Марцеллин говорил, что они, подобно римлянам, чтили своего бога Марса подтем же символом. По свидетельству «Старшей Эдды» — памятника древнескандинавского эпоса, у одного из геров (Фрейра) был сияющий меч.

В русских преданиях пламенным мечом наделен Илья Пророк, на которого перенесено в христианскую эпоху древнее поклонение Перуну, причем, если поклонение Перуну (Перкунасу) было распространено среди западных славян, то Илья Пророк разъезжал в колеснице по всему славянскому небу.

То же мифологическое значение секиры Перуна соединяется поверьями с острым ножом. На Украине долго сохранялось предание, что если окропить нож «святой» водой (метафора дождя) и бросить в вихрь, поднятый дьявольской пляской, то нож упадет в землю, обагренный кровью нечистого, т. е. молния поразит демона-тучу. Есть рассказ и о колдуне, который вбил под порогом одной избы новый острый нож, а вслед затем поднялся страшный вихрь, который подхватил его недруга и семь лет носил по воздуху (предание, основанное на связи секиры Перуна с вихрями, сопровождающими грозу).

В народных преданиях часто упоминается чудесное победоносное оружие, и почти у всех племен языческие боги — это вооруженные воины, принимающие участие в геройских битвах. Такими изображает, например, «Илиада» греческих богов, «Эдда» — скандинавских.

В раскатах грома слышится звук небесного оружия, в вое бури — звуки военных рогов, в блеске молнии угадываются искры от ударов мечей. Бурная гроза ассоциируется с битвой, и, видимо, неспроста в русском языке родилось выражение «зажечь пламя войны». В «Слове о полку Игореве» приближение вражеских ратей сравнивается с черными тучами: «Черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Ту ся копием приламати, ту ся саблями потручяти о шеломы половецкыя!»

Греческий и этрусский Арес, римский Марс, которые прежде руководили небесными битвами, стали предводительствовать в войнах людских и из богов, олицетворявших стихии, превратились в олицетворения войны и ее кровавых ужасов. То же произошло и у славян.

В русской мифологии об оружии богов войны, кроме секиры Перуна, говорится немного, однако летописцы упоминают о «клятвах оружием перед кумирами»: «А Ольга водиша и мужий его на роту, по русскому закону кляшася оружьем своим и Перуном... и Волосом». «Заутра призвал Игорь слы, и приде на холм, где стояше Перун, покладоша оружье свое и щиты и золото, да кленутся о усем». На нарушивших клятву призывалось мщение бога-громовника: «...да будут они кляты от бога и от Перуна и да погибнут от собственных своих мечей».

В русских сказках можно узнать о топоре-саморубе и диковинной секирой, или дубинке-самобое (кий-бий), которые по приказу их обладателя устремляются на враждебные полки, побивают несметные силы и, кончив дело, возвращаются обратно. Место дубинки и топора иногда занимают меч-самосек, или кладенец, и клюка: «...где махнет помело, там смерть неприятельской рати, что ни захватит клюка — то в плен волочет».

Богатырь выкапывает меч-кладенец из-под высокой горы-тучи, где он лежит, скрытый от людей, как драгоценный клад. В этой же горе таятся и золотые клады мифических великанов, змеев, карликов. В одной русской сказке рассказывается о мифических кузнецах, кующих мечи. Кузнецы эти калят железо и бьют его молотами. Удар — и готов солдат с мечом и саблей, хоть сейчас на битву!

У северных народов существовало предание о секире Перуна, в котором так повествовалось о сотворении земли: господь (Перун) создал землю, но нечистый дух взрыл ее, нагромоздив высокие горы и разверзнув непроходимые пропасти. Тогда господь ударил молотком о камень и создал свое воинство. С тех пор между воинами началась великая война.

Это предание можно считать аналогом греческого мифа о Язоне, вспахавшем поле медными быками, которых сделал Вулкан— римский бог разрушительного и очистительного пламени. Эти быки извергали из ноздрей и ртов пламя. Затем Язон посеял зубы дракона, и из них выросли воины, но, поражая друг друга, они все до единого погибли.

Смысл предания становится ясным, если принять во внимание, что, по древним представлениям многих народов, громовые тучи уподоблялись быкам и коровам, а молнии — острым зубам дракона.

Другой греческий миф представляет воинственную Афину, рождающуюся из головы Зевса, т. е. грозовую тучу, в полном вооружении. Согласно одним мифам, Гефест или Прометей разрубили топором голову Зевса, по другой версии, было расколото облако — и появилась на свет богиня с молниеносным копьем в руке.

Параллельно с этими мифами существовало у славян предание о секире Перуна, позднее оно, правда, уже в применении к новому вооружению, породило народные рассказы о чудесном ружье, стреляющем без промаха.

Древние славяне всегда усматривали в атмосферных явлениях картины ожесточенной борьбы и видели в них пророческие знамения грядущих войн, побед и поражений. Светлые столбы, видимые во время сильных морозов около солнца, крестьяне считали предвестием войны. Кровавый цвет зари и преломленных в облаках солнечных лучей наводил на мысль о проливаемых потоках крови. Под влиянием подобных ассоциаций воздушных гроз с обыкновенными битвами люди начали спускать богов с высокого неба на землю. Теперь боги стали принимать участие в людских распрях и собственным оружием помогать своим поклонникам против чуждых им иноверцев, которые не приносили им ни жертв, ни молений. В христианскую эпоху мысль о содействии древних богов успехам войны была перенесена на ангелов святых и святых угодников (Георгия Победоносца, Бориса и Глеба, Александра Невского).

Называя тучи горами, небесные светила — серебром и золотом, разящую молнию — секирой и молотом, древний человек невольно пришел к созданию мифологических сказаний, в которых бог-громовник (Перун) и грозовые духи (великаны и карлики) отождествлялись с рудокопами и кузнецами. Своими острыми секирами они роют облачные горы и извлекают оттуда небесные сокровища; молотами бьют они по скалам и камням-тучам как по твердым наковальням и изготавливают для богов золотые и серебряные украшения и оружие. Например, в «Ведах» рассказывается о том, как искусный кузнец-художник и духи молний ковали могучему Индре золотую палицу, стрелы и громовой молот. У греков таким кузнецом-художником был бог Гефест, у славян гроза также изображалась как кузнечная работа, а Перун бил дьявола кузнечным молотом.

В народных поверьях молния часто уподоблялась извивающейся змее, что послужило основой для возникновения мифологических сказаний о молнии-биче, ударами которой бог-громовник казнит демонов туч. В гимнах «Вед» Индра, нагоняя Вритру, бичует его огненной плетью с тысячью остроконечных узловатых хвостов. Кругом сыплются искры, а в ударах плети-бича слышатся раскаты грома. Западные славяне усматривали в грозе божество, преследующее черта синим бичом.

«Синий» — древнейший эпитет молнии, блеск которой отождествляется с синими огоньками, перебегающими по красным углям догорающего костра. В «Слове о полку Игореве» встречается выражение «трепещут синий мълнии» — синее пламя считалось священным. Размахивая бичом, бог-громовник вступал в брачный союз с землей, рассыпал по ней семя дождя и давал урожаи.

Вот откуда пошел обычай: во время свадьбы дружка, который обязан охранять молодых людей от нечистой силы, враждебной плодородию, сопровождает свои заклятия хлопаньем бича. Тот же смысл имел и более поздний обычай стрельбы из ружей во время свадебного поезда.

Наряду с поэтическими картинами, изображающими войну небесной грозой, «Слово о полку Игореве» сравнивает битву и с молотьбой хлеба, и с ковкой металлов: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела»; «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше».

Впечатление, производимое раскатами грома, стуком кузнечных молотов, молотильных цепов, и мысль о наносимых ударах, соединяясь в этих различных представлениях, сблизили их между собой и породили целый ряд мифологических сказаний.