Реконструкция славянских космологических представлений (Часть 3)

дуализма конструктивно преодолевается учением христианской церкви на базе идей Нового Завета. Причем происходит это в острейшей борьбе не только с языческим мировоззрением, но и с мощнейшими еретическими течениями дуалистического толка внутри самой церкви.
Логическая схема обоснования в предельно кратком изложении выглядит следующим образом. Бог, который сам есть любовь, сотворив мир для торжества любви, никакого зла не сотворял. Любовь не может проявиться без свободы, и потому все сотворенное было сотворено свободным, имеющим возможность действовать по своему усмотрению. Так, реализуя божественный замысел о себе, земля и вода самостоятельно создают флору и фауну, а многие люди творят добрые дела, укрепляя в мире позиции любви. Но, уже обладая свободой, многие сотворенные объекты пользовались и пользуются ею неправильно — грешат, что и является единственной причиной неурядиц, несчастий, страданий и любого зла вообще. Из этого, как прямое следствие, вытекает универсальный принцип богопознания: приблизиться к Богу - Любви и Истине можно только удаляясь от греха и никак иначе. Приведем здесь высказывания Ю. Сандулова, человека, уделившего в своих исследованиях большое внимание проблеме религиозного дуализма: «Восточное общество не знало действительной свободы человека, потому дуализм для него был непреодолим. Лишь христианство, опирающееся на исторический опыт существования свободной личности в античном полисе, могло сослаться на принцип свободы как на основание разрешения проблемы теодицеи, без чего преодолеть дуализм было невозможно.

Свобода объявляется в христианском учении высшим даром Бога сотворенным им сущностям...

Подчеркнем еще раз, что не свобода как дар Бога является для отцов церкви источником зла — она лишь возможность его. За реализацию этой возможности отвечает тот, кто пользуется свободой» *.

В этой же книге приводятся следующие слова Василия Великого, одного из наиболее почитаемых христианских авторитетов: «Перестанем поправлять Премудрого. Перестанем доискиваться того, что было бы лучше им сотворенного. Хотя скрыто от нас причины частных Его распоряжений, однако же утвердим в душах следующее положение: от Благого не бывает никакого зла. К сему вопросу, по связи понятий, привходит другой: о диаволе: — Откуда диавол, если зло не от Бога? Что скажем на сие? Почему зол диавол? — потому что и он имел свободную жизнь, и ему дана была власть или пребывать с Богом или удалиться от Благого. Гавриил-Ангел и всегда предстоит Богу. Сатана-Ангел, и совершенно ниспал из собственного своего чина. И первого соблюло в горних произволение, и последнего низринула свобода воли. И первый мог стать отступником и последний мог не отпасть. Но одного спасла ненасытимая любовь к Богу, а другого сделало отверженным удаление от Бога. И это отчуждение от Бога есть зло... диавол лукав, имея лукавство от произволения, а не природа его противоположна добру» **.

* Сандулов Ю. Дьявол. Исторический и культурный феномен / Оформл. А. Лурье. СПб.: Лань, 1997. С. 54, 56. ** Там же. С. 55.

Разрешив проблему дуализма, христианство также возродило представление о триединстве верховного божества. Если сопоставить языческого бога Триглава и единосущную христианскую Троицу, то обнаружится присутствие и там, и там Бога-Отца. По христианской традиции из него исходит Бог-Дух Святой, которому в язычестве соответствует идущий от Сварога свет — Свентовит. Замыкает триединый образ в обоих случаях Бог-Сын, образ которого тесно связан с происходящими на Земле процессами. Во всем этом можно увидеть некоторую преемственность традиций с переносом акцента из космологической в духовную область, наподобие того, что имело место при становлении буддизма: «Космология буддизма, мировой религии, возникшей на индийской почве, в отличие от индуизма избегает в своих построениях предметной наглядности и чувственно воспринимаемых характеристик... И все же... космология буддизма полна сугубо мифологических элементов и в целом восходит к древней трехчленной схеме мироздания. Вселенная представляется состоящей из трех, расположенных друг над другом, миров: нижнего — камадхату (мир чувств), среднего — рупа дхату (мир форм), верхнего — арупа дхату (мир отсутствия форм)... Цель бытия состоит в том, чтобы постепенно совершенствуясь, избавиться от всего грубого и чувственного и попасть в число высших небожителей» *.
Изложенное выше согласуется с позицией крупнейшего русского философа и богослова первой половины XX в. В. В. Зеньковского. Проводя в своей книге «Основы христианской философии» глубокий и всесторонний анализ связей христианской религии с историей, автор приходит к весьма важному заключению, отдельные фрагменты которого мы процитируем. «Парадокс христианства, его сущность и его единственность, его несравнимость, заключается в том, что христианство одновременно и исторично и сверхисторично. Ни всецело погрузить его в историю, ни, наоборот, оторвать его от истории и сделать из него главу из мифологии одинаково не удается. Если мы хотим добросовестно и без предубеждений "объяснить" христианство, мы должны признать, что исторический и сверхисторический моменты выражены в нем с такой силой, что одно от другого неотделимо...

* Евсюков В. В. Указ. соч. С. 129.

Можно с большим или меньшим успехом сопоставлять христианство с другими религиями, находить те или иные параллели, сходства, но никогда не удастся целиком "историзировать христианство" т. е. все свести в нем к "исторической" стороне. ...История верований и у других народов открывается лишь при христоцентриче-ском их понимании. Это значит: не христианство надо изъяснять из язычества, а, наоборот, язычество надо понимать из христианства. Иначе говоря — то, что есть Бог и вся горняя сфера, стало ясно лишь в христианстве, а в язычестве оно было лишь частичным предзнанием, предчувствием. Вообще язычество (с христианской точки зрения) есть лишь затмение — в разных сторонах, в разной степени — того изначального богосозна-ния, которое родилось в раю, когда Бог беседовал с прародителями. В своей основе это богосознание никогда не умирает, но оно неизбежно затемнялось в историческом движении человечества, менялось, обрастало рядом мифологических дополнений. Когда через Богово-площение для человечества открылась вновь возможность иметь Откровение, тогда для язычества стала нужной и близкой та полнота христианства, в которой каждая отдельная черта в язычестве получала свое осмысление. Христианство осветило все неясные предчувствия язычества — и теперь понятно, почему можно усмотреть столько параллелей между язычеством и христианством. С этой точки зрения по-новому раскрывается религиозная жизнь язычества, которое "ощупью", силой религиозной гениальности улавливало то, что есть истина о Боге, о будущей жизни, спасении людей. Вся история язычества должна была бы быть написанной по-новому, — и, если остается и сейчас многое непонятным в язычестве," все же ясно самое важное: язычество тянулось к истинному Богу, и, когда отдельные язычники приходили к христианству, они находили в нем то, о чем горело их сердце, что предстояло им в неясных формах раньше. Христоцентрическое понимание истории религии показывает все бесплодие современных религиозно-исторических попыток вывести христианство из язычества, тогда как лишь при свете христианского вероучения до конца стали бы нам понятны те отдельные, частичные истины, которые были открыты чутким умам в индуизме, парсизме, в Вавилоне, Египте, в мистериаль-ных культах, в Греции, в Риме. Сверхисторическое в Христианстве (т. е. Откровение) есть ключ ко всей истории религии, в том числе и к тому, как вбирало в себя христианство (на путях «рецепции») различные док-тринальные, богослужебные, аскетические положения, которые сложились в язычестве до пришествия Христа» *.

К числу важнейших языческих мифологических идей, содержание которых окончательно раскрылось в христианстве, можно отнести следующие четыре: идею божественного триединства; идею противостояния в мире добра и зла, правды и лжи, с переходом в оппозицию одного из авторитетных сторонников светоносного бога; идею принесения божественной жертвы, в результате которой создаются необходимые (но недостаточные) условия для благополучного бытия людей и обретения человечеством счастливой судьбы; идею об опасности деградации мира и угрозе кризиса, который могут создать вышедшие из-под контроля светлого начала темные силы.
* Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М.: Канон +, 1997. С. 479, 481-483.

Заканчивая эту главу, вернемся к списку так называемого Владимирского пантеона, в который входят Перун, Хоре, Дажьбог, Стрибог, Семаргл и Макошь. После устранения Сварога языческий Триглав распался, а верховная власть перешла к детям Сварога. У восточных славян верховным богом стал Перун, у западных — Свентовит. Как было показано выше, в представлениях об этих богах со временем появилось много общих черт. Подробных сведений о составе пантеона у западных славян не сохранилось. В списке Владимирского пантеона первые три бога: Перун, Хоре, Дажьбог — олицетворяли светоносное, солнечное, благоприятное начало.

Стрибог также был довольно положительным богом. Его имя мож-нр трактовать как «непроявленный (невидимый) бог». В имени отражается его связь с воздухом и атмосферой. В «Слове о полку Игореве» ветры названы Стрибожьими внуками, которые стрелами веют с моря.
Далее в списке идет Семаргл (Симаргл) — божество, представления о котором связаны с Луной. Его имя можно трактовать как «много (часто) моргающее». Если поэтический образ Солнца это одно немеркнущее око космического божества, то Луна могла считаться вторым.
Замыкает список божество Макошь(Мокошь, Мокша). Имеющиеся об этом божестве сведения не позволяют составить о нем достаточно четкого представления. В мифическом образе этого женского божества присутствуют элементы враждебного колдовства, отношения к овцеводству, воде и темноте: «...в колодец бросали кудель (ср. обряд м о к р и д а при рус. Мокрошь, Мокрешь, Водолей— знак зодиака)... В украинской песне интимные отношения связывали Мокошь с Посвистачем (Позвизд, Похвист поздних источников)...»*. «В с а н с к р. яз. мокша = смерть»**. Эти разрозненные факты позволяют предположить, что представления о Макоши сохраняют элементы древнего астрологического культа и восходят к эпохе пересмотра положительной мифической роли божества, персонифицирующегося в созвездии Козерога (Козерыбы), с которым, вероятно, и связаны.

Заслуживает внимания высказывание о Макоши исследователя Ю. Д. Петухова: «Теоним состоит из двух частей: "Ма" — «мать» и "кошь" — «жребий, участь». В этом случае Макошь — "матьжребия", "мать удачи, доли" или даже "мать судьбы".

* Очерки истории культуры славян. С. 167.
** Полный церковно-славянский словарь / Протоирей Г. Дьяченко. Репринт, воспроизведение издания 1900 г. М.: Изд. отд. Моск. патриархата. 1993. С. 314.
*** Петухов Ю.Д. Дорогами Богов: Этногенез и мифогенезис индоевропейцев. Разрешение основной проблемы индоевропеистики: Монография. М.: Метагалактика, 1998. С. 67—68.