Получать новости по почте

Вы находитесь здесь:Главная -> Библиотека -> Славянская культура -> Космическая мифология древних славян (А. Куликов) -> Космология культурной традиции прошлого (часть 2)

Космология культурной традиции прошлого (часть 2)

Все астрономические идеи древности носили религиозный характер: Считалось, что небесные тела являются могущественными богами и могут влиять не только на сезонные изменения погоды, урожай, но и на судьбы людей и даже целых государств. Старовавилонский текст времен династии Амурру (1830—1530 г. до н. э.) сообщает: «Когда Марс приближается к звезде SHU.GI. в Амурру будет восстание и распря...» **. Из других текстов этого периода видно, что все светила почитались богами:

«Великие боги ночные,
Пламенный Гибил, могучий Эрра,
Лук и Ярмо, Крестовина, Дракон,
Колесница, Коза, Овен, и Змея
Ныне восходят» ***.

* Младшая Эдда. С. 20—25. ** Ван-дер-Варден Б. Указ. соч. С. 68.
*** Поэзия и проза Древнего Востока. М.: Худож. лит., 1973. С. 220, 221.

Египтяне «признавали богами Солнце, Луну, планеты, зодиакальные светила и все те звезды, которые своим восходом или заходом обозначали разделение знаков зодиака... Не только миф об Озирисе, но и все свои религиозные вымыслы египтяне объясняли светилами, их движением, их появлением и исчезновением, фазами Луны, увеличением или уменьшением ее света, годовым движением Солнца, разделением Неба и времени на две большие части... Даже животные... которых сохраняли и почитали в египетских храмах, представляли собой разнообразные отправления великой причины и имели отношение к Небу, к Солнцу, к Луне и к различным созвездиям... Финикяне, которые вместе с египтянами наиболее влияли на религию других народов, приписывали божественные свойства Солнцу, Луне, звездам, и смотрели на них как на единственную причину, производящую и разрушающую все существа. Солнце, под именем Геркулеса, было их верховным божеством... Луна была верховным божеством арабов. Сарацины давали ей эпитет "Кабарь", или великая: лунный серп еще и поныне украшает турецкие религиозные памятники. Нарождение новой Луны в знаке Тельца считалось главнейшим празднеством у арабов, поклонников огня и светил. Каждое арабское племя состояло под покровительством какой-нибудь звезды. Такой сабеизм был главной религией Востока: Небо и светила были первыми предметами поклонения.

Читая священные книги древних персов, находящиеся в собрании книг Зенд, на каждой странице встречаешь воззвания, обращенные к Митре, к Луне, к светилам, к стихиям, к горам, к деревьям и ко всему, составляющему природу... Поклонение Солнцу, светилам и стихиям послужило основанием религии всей Азии... Храмы древней Византии были посвящены Солнцу, Луне и Венере. Эти три светила, равно как и Арктур и двенадцать знаков зодиака, имели своих кумиров...

Все народы Северной Европы... поклонялись огню, воздуху, земле, Солнцу, Луне, светилам, своду небесному, деревьям, рекам, источникам... "Пойте, — говорит Гесиод Музам, — воспевайте бессмертных богов, сынов земли и звездного неба, богов, народившихся на лоне ночи, которых питал океан, блестящие светила, беспредельный небесный свод, и происшедших от них богов: море, реки и проч."... Поэтому, восходя к отдаленной эпохе истории астрономии, мы находим в этой первобытной науке ключ почти всех преданий...» *.

Регулярные наблюдения за светилами приносили людям немалую пользу, позволяя разработать практические рекомендации по ведению хозяйственных дел. Пример таких рекомендаций мы находим у Гесиода в поэме «Труды и дни»: «Когда Плеяды погружаются в туманное море, чтобы избежать ужасной мощи Ориона, тогда воистину бури всех родов приходят в ярость. Не оставляй тогда судно больше в бушующем море...»**.

Календарно-астрономические знания активно использовались в хозяйственной деятельности всеми древними народами, но, пожалуй, наибольшую актуальность они приобрели у древних земледельцев, к которым, как известно, относились и праславяне.

* Фламарион К. Указ. соч. С. 208—211. '* Ван-дер-Варден Б. Указ. соч. С. 26.

Термином «праславяне» определяются предки современных славян, в глубокой древности первоначально входивших в состав так называемой индоевропейской языковой общности, а затем оформившихся в самостоятельную группу носителей праславянского языка. Современные представления об этих доисторических процессах в основном базируются на достижениях индоевропеистики — области сравнительного языкознания, изучающей историю родственных языков, по своему происхождению восходящих к некоторой единой традиции, обычно называемой праязыком или языком основой.

Языковые данные остаются во многих случаях единственными свидетельствами истории народов, а сам язык считается'наиболее существенным, а при отсутствии иных сведений, единственным признаком отдельного этноса *. Что касается хронологии, то по авторитетному мнению известного ученого О. Н. Трубачева «...вопрос сейчас не втом, что древняя история праславянского может измеряться масштабами II и III тыс. до н. э., а в том, что мы в принципе затрудняемся даже условно датировать "появление" или "выделение" праславянского или праславянских диалектов из индоевропейского именно ввиду собственных непрерывных индоевропейских истоков праславянского. Последнее убеждение согласуется с указанием Мейе о том, что славянский — это индоевропейский язык архаического типа, словарь и грамматика которого не испытали потрясений в отличие, например, от греческого (словаря) [14, с. 14,38,395]» **. Так, санскрит в индоевропеистике долго считался источником остальных засвидетельствованных в то время индоевропейских языков7. Особую роль в нем играет гласная «а», «...встречающаяся настолько часто, что в письме она пропускается, как сама собой разумеющаяся, тогда как другие гласные и долгое "а", как реже встречающиеся, должны обозначаться в письме. Эта черта приближает инструментовку санскрита к русскому языку, где тоже главенствует "а". Шуточная фраза : "Ну, Ваня, реши, широка ли у дубравы наша речка" вполне укладывается в размер шлоки с цезурой после восьмого слога, полуцезурами после 4-го и 12-го слогов и ямбическим женским окончанием. Она звучит по-санскритски, так как состоит из набора лишь слегка измененных санскритских слов: Ну, вана, риши, ширас, кали, думбара, наша, рич, ка... В отношении согласных звуков санскрит допускает исключительную гибкость, малосвойственную другим языкам, даже русскому, в этом отношении ближе многих других
I языков стоящему к санскриту»***.

* Климов Г. А. Основы лингвистической компаративистики. М.: Наука, 1990. С. 144, 151.
** Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. М.: Наука, 1991. С. 22.
*** Махабхарата. Эпизоды из книг III, V/ Пер. акад. Б. Л. Смирнова. Алма-Ата: Ылым, 1985. С. 4, 5.

Таким образом объективный комплексный подход закономерно приводит к выводу, сформулированному О. Н. Трубачевым: «Постепенно становится ясным, что славянская проблематика в гораздо боль шей степени является продолжением индоевропейской, чем принято был о думать»*.

* Трубачев О. Н. Указ. соч. С. 5.

В связи с этим небезразличным к теме изложения становятся, например, вопросы: какой характер носят родственные отношения в индоевропейской языковой семье, как датируется период праиндоев-ропейского языкового единства, откуда в Европу, освободившуюся от оледенения, пришли индоевропейцы и приходили ли они вообще издалека? И хотя в целом эти вопросы носят дискуссионный характер, в результате проведенных по ним исследований получены впечатляющие результаты.

Исторически в индоевропеистике одна за другой возникли две противостоящие друг другу схемы моделирования конкретных отношений родства — «родословного дерева» (рис. 3) и «волновая» (рис. 4),, выражающая идею о постепенности переходов от одной языковой группы к другим и о принципиальной многосторонности их взаимосвязей. Затем было замечено, что каждая из них по-своему упрощает подлинную картину конкретных языковых отношений, и что в действительности модели не только не противоречат друг другу, но находятся в отношении взаимной дополнительности. Так, «первая из них должна быть охарактеризована как динамическая модель языковой дивергенции, а вторая — как статическая модель, которая иллюстрирует синхронные генетические взаимоотношения языков на определенном этапе их истории» *. Можно отметить, что схема межъязыковых отношений родства на рис. 4 удовлетворительно «накладывается» на географические области расселения носителей соответствующих языков.

* Климов Г. А. Указ. соч. С. 61.

В рассмотренных схемах весьма существенным является вопрос о характере реальности, стоящей за понятием праязыка. «То, что мы называем индоевропейским языком, — не без оснований писал в этой связи В. Пизани, — с одной стороны, могло существовать как множество территориальных диалектов, весьма отличных друг от друга, а с другой стороны, должно было существовать в таком виде очень длительный период, в течение которого происходили значительные изменения в языке, охватывавшие то одну, то другую часть диалектов; кроме того, каждое из этих изменений требовало определенного промежутка времени для своего распространения из того пункта, где оно возникло, на более обширную территорию, которая все-таки могла быть лишь частью всей территории индоевропейской языковой общности...» *. Хронологические параметры праязыкового состояния индоевропейской языковой общности определяются далеко не однозначно и имеют отчетливую тенденцию к последовательному удревнению. «Так, если, согласно точке зрения Б. В. Горнунга, индоевропейская языковая общность еще только складывалась в V— IV тысячелетиях до н.э. [Горнунг, 1964,41],то по мнению Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, последняя соотносится уже с наиболее поздним праиндоевро-пейским состоянием [Гамкрелидзе,Иванов, 1980]. Значительно глубже в историю проецирует это состояние В. Георгиев, полагающий, что к VII—IV тысячелетиям до н. э. были уже взаимно дифференцированными шесть выделяемых им основных ветвей индоевропейских языков — северная (германо-славяно-тохарская), западная (кельтский, италийский и ряд более мелких единиц), центральная (греческий, македонский, фригийский, армянский), восточная (дако-лизийский, ин-доарийский), южная (фракийский и пеласгский) и юго-восточная (хет-то-лувийский) [Georgiev, 1981, 358]. Наконец, по стратификации, предложенной Н. Д. Андреевым, раннеиндоевропейский период соотносится с эпохой не позднее XV тысячелетия до н. э. [Андреев, 1978, 39]» **. Даже по разделяемому многими мнению о том, что для палеолита и мезолита нет оснований допускать образования языковых общностей, реальные следы которых сохранились бы до исторических времен ***, возможны возражения, которые будут приводиться ниже.

* Пизани В. К индоевропейской проблеме // ВЯ. 1966. № 4. ** Климов Г. А. Указ. соч. С. 77, 76.

*** Горнунг Б. В. К вопросу об образовании индоевропейской языковой общности: Протоиндоевропейские компоненты или иноязычные субстраты? М., 1964. С. 16.

Приведенные оценки в целом не противоречат данным сравнительной мифологии, которые в связи с удивительной схожестью космологических представлений у народов, относящихся к индоевропейской языковой семье, позволяют заключить, что «Когда-то, за несколько тысячелетий до нашей эры, предки греков, римлян, германцев, славян, индийцев, иранцев составляли если не единый народ, то, во всяком случае, группу тесно связанных родственных племен» *.

* Евсюков В. В. Мифы о Вселенной. Новосибирск: Наука, 1986. С. 83.

Затрагивавшееся выше понятие языковой прародины на ранних эта^ пах индоевропеистики получало однозначное и поэтому упрощающее истолкование, как некоторого «первоначального» ареала, из пределов которого путем миграции должны были распространяться отдельные составляющие индоевропейской языковой семьи. Позже было признано, что необходимо учитывать постоянную изменчивость этого ареала для разных эпох прошлого. Один из приемов абсолютной локализации праязыкового ареала, имеющий глубокие традиции, сводится к реконструкции по словарю характеристик среды обитания и культур-ныхявлений, в которых должны были находиться носители праязыковой речи. Для этого используются названия типичных для этой среды деревьев, обозначения элементов дикой фауны и домашних животных, терминология транспорта, названия металлов. Так, например, отмечается, что «данные об индоевропейских названиях деревьев и растений (дерево // дуб, дуб // скала, горный дуб, желудь, береза, бук, граб, грецкий орех, вереск, роза и т. п. — Г. К.), согласующиеся с характеристиками горного ландшафта индоевропейской прародины, локализуют ее в сравнительно более южных областях Средиземноморья в широком смысле, включая Балканы и северную часть .Ближнего Востока (Малую Азию, горные области Верхней Месопотамии и смежные ареалы)» [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, 867]. «Такой сравнительно южный характер экологической среды индоевропейской прародины, предполагаемый на основании данных о географическом ландшафте и растительности, подкрепляется анализом общеиндоевропейских названий животных... Некоторые из этих животных (барс // леопард, лев, обезьяна, слон // слоновая кость, краб. — Г. К.) специфичны именно для южной географической области, что исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания индоевропейских племен» [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, 867]. Далее авторы указывают, что «вывод о невозможности приурочить индоевропейскую прародину к Центральной и Восточной (но не Юго-Восточной) Европе, полученный на основании свидетельств о ландшафте и экологической среде обитания, согласуется сданными культурно-исторического характера о домашних животных и культурных растениях, с которыми должны были быть знакомы древние индоевропейцы. Для [Утысячелетиядон. э., то есть в период существования общеиндоевропейского языка и его носителей — древних индоевропейцев, скотоводство (как и земледелие) в Центральной Европе было в зачаточном состоянии, тогда как в общеиндоевропейском восстанавливается развитая система скотовод-ствас наличием основныхдомашнихживотных... (конь //лошадь, осел, бык//корова, овца// баран, козел//коза, собака, свинья, поросенок. — Г. X.)» [Гамкрелидзе, Иванов, 1984,868]. «Особуюценность, — продолжают авторы, — для установления первоначальной среды обитания древних индоевропейцев и локализации индоевропейской прародины представляет индоевропейская терминология транспорта — названия колесных повозок... (колесо // колесная повозка // колесница, вращать // колесо // круг, дышло, упряжка, ось, ярмо, везти (в повозке) и т. п. — Г. К.), названия металлов — бронзы..., необходимой для изготовления колесных повозок из твердых пород горного леса, и тягловой силы — лошади..., которую следует предположить уже в период существования общеиндоевропейского языка, то есть в IV тысячелетии до н. э. Весь этот комплекс данных опять-таки ограничивает территорию первоначального распространения индоевропейского языка областью от Балкан до Ближнего Востока и Закавказья, вплоть до Иранского плоскогорья и Южной Туркмении... [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, 869]»*.

Указанный метод приводит к очень интересным, но, к сожалению, не всегда однозначным результатам. Так, например, у аргументов индоевропейского обозначения бука, березы и лосося, приводящихся в пользу гипотезы о локализации прародины в пределах Европы — южнее и западнее границ произрастания обоих деревьев, а также в пределах бассейнов знающих этот вид рыб рек, впадающих в Балтийское море — доказательная сила существенно ослабляется тем, что сторонники этой гипотезы не учитывали возможности переноса обозначений одних реалий на другие, а также исторически изменчивых границ их произрастания **.

* Климов Г. А. Указ. соч. С. 136, 137.
* Там же. С. 135.

Особое внимание следует обратить на мнение ученого-языковеда О. Н. Трубачева, придерживающегося дунайско-северобалканской концепции нахождения праславянского ареала. Его исследования аргументировано опровергают идеи: о «вторичной «курганизации» (= индоевропеизации) якобы первоначально неиндоевропейской Европы с Востока в V тыс. до н. э. [99]»; о малоазиатско-передневосточной прародине индоевропейцев, «пришедших сюда очень давно будто бы в результате миграции путем West by East в обход Каспийского моря или через Кавказ [101—104]»; об этнически доиндоевропейском характере древнего придунайского (дунайско-балканского) очага цивилизации, из которого шло распространение в Северное Причерноморье «злаков, скота, металла в V— IV тыс. дон. э. [111]... На Среднем Дунае и на Украине отмечается раннее одомашнивание лошади (V—IV тыс. до н. э.) [112]» *. Также ученый подчеркивает, что «Пока предельный возраст образования индоевропейских диалектов измерялся округленными датами не древнее 2000 г. до н. э., индоевропеистов сравнительно мало интересовала история древнего климата, и некоторые гипотезы включали север Германии в искомую индоевропейскую прародину. Но в наше время вся индоевропейская датировка пересматривается в сторону уд-ревнения, причем III и IV тыс. до н. э. не кажутся предельно древними в жизни индоевропейских диалектов. Поэтому сейчас уже трудно не считаться с указаниями, что на север от Судет и Карпат простиралась первоначально зона оледенения, заселение которой, как предполагают, началосьлишьс4000г. дон. э. [40]... появление человека на южнобалтийском побережье Польши датируется методами палеоботаники около 5500 лет назад, т. е. серединой IV тыс. до н. э. [11]... Области более древнего заселения лежали южнее, в Центральной Европе. С середины V тыс. до н. э. засвидетельствована добыча золота в Трансиль-вании [13, р. 6]... Исконно индоевропейская этимология этого названия металла по желтому цвету прозрачна до деталей... Эта лексика не заимствована из языка другой цивилизации, но создана самими индоевропейцами, которые добывали золото в Среднем Подунавье и Трансильвании» **.

* Трубачев О. Н. Указ. соч. С. 34, 35. ** Там же. С. 104, 141, 142.

При рассмотрении вопроса о «малой прародине» — конкретной территории, на которой могли оформиться первые самостоятельные этнические группы — носители отдельных праиндоевропейских диалектов, О. Н. Трубачев отмечает важность вывода современной науки, сделанного относительно германского направления: «Следы древних германцев в северной части Германии, а также в Дании (территории, обычно принимаемые за их прародину) обнаруживается четко не сразу, о них считают возможным говорить лишь с появлением ясторф-ской культуры середины I тыс. до н. э. Однако при этом разумно считается, что появление четких культурных признаков само по себе еще не означает никакого terminus post quern, поэтому археологи отказываются от попыток датировать появление германского этноса в пользу признания идеи непрерывности развития местной культуры начиная с бронзового века.

* Трубачев О. Н. Указ. соч^ С. 93. [* Там же. С. 6.
* Там же. С. 13.
[* Там же. С. 8, 82, 95.

Славянские археологи... и в целом в славяноведении еще не получили должного развития представления о культурной непрерывности. Однако типологические соображения (приведенная выше германская аналогия) подсказывают нам элементарную неприемлемость стремлений датировать также появление славянского этноса... Для славян тоже все более очевидным становится вырастание из культур римского времени (как о том говорят, в частности, археологические работы пос-, леднихлет [6]), железного века и более ранних, с локализацией этого процесса вблизи от Центральной Европы... Важно исходить из положения, что языковое и этническое развитие славян — это непрерывный процесс»*. Относительно проблем, существующих в археологии, также отмечается: «в археологии распространение изделий еще не есть распространение, миграция самих людей, как это нередко до сих пор упрощенно понимают, приуменьшая меновую торговлю, культурное влияние, моду в древние времена»**. О некорректности упрощений с мудрой иронией высказался исследователь А. Брюкнер: «Не делай другому того, что неприятно тебе самому. Немецкие ученые охотно утопили бы всех славян в болотах Припяти, а славянские — всех немцев в Долларте (устье реки Эмс. — О. Т.); совершенно напрасный труд, они там не уместятся; лучше бросить это дело и не жалеть света божьего ни для одних, ни для других»***. Сам О. Н. Трубачев придерживается концепции центральноевропейской, среднедунайской локализации древнеевропейского и праславянского ареалов, по которой концентричность обоих ареалов представляется весьма правдоподобной. «Традиция обитания славян на Среднем Дунае, видимо, не прерывалась никогда». «...Наука давно располагает фактами славяно-иранских и славяно-кельтских языковых отношений, которые нельзя датировать позднее середины — второй половины I тыс. до н. э. Славянский этнос и язык тогда уже достоверно существовали» ****. Под таким углом зрения ученым проводится анализ сообщения летописца Нестора. «В древнерусской "Повести временных лет" Нестора написаны слова, которым навсегда суждено остаться краеугольным камнем теории славянского этногенеза: "По мнозъхъ же времянъхъ съели суть Словъни по Дунаеви гдъ есть нынъ Угорьска земля и Болгарьска". Эти слова, к которым мы обращаемся неоднократно, слишком долго подвергались критике в новое и новейшее время со стороны школы Нидерле и других направлений. Всячески оспаривали древность пребывания славян на Дунае и толковали на все лады хотя бы этот знаменитый зачин по мнозъхъ же времянъхъ («а по прошествии многих времен»), усматривая здесь указание то на предшествующую средневековую миграцию славян, то на целиком книжные, библейские ассоциации: Суть же дела довольно проста. Нестор был добрым христианином, и его слова, внесшие такую смуту в ученые умы, — это всего лишь верность традиционному библейскому рассказу (Книга Бытия, гл. П) о Вавилонском столпотворении: бог рассеял языки, после чего, действительно, разумно оказалось предположить немалое время для того, чтобы славянам оказаться на Дунае. Для нас важен не этот библейский фон, а действительная история, отраженная у Нестора. То, что эта история была реальной, поддается, несмотря на трудности, доказательству разными дисциплинами» *.

* Трубачев О. И. Указ. соч. С. 96. _ ** Там же. С. 90.

Дополнительная путаница вносится неправильным решением вопроса о самоназвании этноса. О. Н. Трубачевым аргументировано опровергаются два научных мифа, возникших на этой почве. Первый, основанный на неправильном толковании «пресловутого молчания о славянах античных историков», — «миф о том, что, следовательно славян не было вообще в тогдашней Европе, или, по крайней мере, в поле зрения античной, греко-римской ойкумены». Второй — об «обязательном одновременном появлении этноса и этнонима» **. Ученый отмечает, в частности, что этноним — категория историческая и его появлению предшествует длительный период, когда используется нарицательная самоидентификация «мы», «свой», «наши» в оппозиции к «чужие», «не мы» (немые, немцы). «Этимология этнонима славяне как "ясно говорящие" (то есть «свои», «наши», в конечном счете) очень правдоподобно характеризует этот этноним в духе развиваемых здесь идей — и как относительно новый, и как выросший на базе доэтнонимической психологии... Ни в е н е д ы, ни анты не были самоназваниями славян, эту функцию могло выполнять (да и то не извечно, как мы это теперь понимаем) название славяне, (скла-вены, склавины в византийско-римской литературе)» *. Результаты, полученные О. Н. Трубачевым, снимают противоречие, отразившееся в свое время в словах исследователя Гердера: «Славянские народы занимают больше места на земле, чем в истории» **.

Возвращаясь к проблемам космологии следует отметить, что больт шое внимание в древнем мире уделялось вопросам ведения календаря, также связанным с астрономическими наблюдениями. В результате, уже в весьма отдаленные времена было создано великое множество различных календарей.

В начале I тысячелетия до н. э. в Древней Греции создаются лунно-солнечные календари. Каждый полис имел свой календарь. Наибольшее распространение получили афинские названия месяцев. Год начинался с месяца летнего солнцестояния — гекотомвеона. В Индии еще совсем недавно было несколько официальных гражданских календарей и около 30 местных. Среди них были солнечные, лунные и лунно-солнечные календари. В одном из наиболее древних календарей год начинался в день весеннего равноденствия. Интересным был древнеримский календарь. Сведений о его зарождении нет, но известно, что около середины VIII в. до н. э. год состоял из десяти месяцев и начинался с наступлением весны. Месяцы имели разную продолжительность (от 20 до 55 дней) и обозначались порядковыми номерами, а четырем начальным были присвоены собственные имена. Первый получил имя бога Марса. Название второго связано, по-видимому, со словами «арепге» — «раскрывать», «показывать» и «apricus» — «согреваемый солнцем». Третий месяц посвящался богине плодородия и покровительнице женщин Майе, а четвертый — тоже покровительнице плодородия и охранительнице жизни Юноне. Вот эти названия: мартиус (Martius), априлис (Aprilis), майус (Majus), йуниус (Junius), квинтилис (Quintilis), септембер (September), октобер (Oktober), но-вембер (November), децембер (December).

* Трубачев О. Н. Указ. соч. С. 8. !* Там же. С. 224.
Предполагается, что в Египте эпохи Древнего царства (2664—2155 г. до н. э.) год начинался со дня исчезновения Луны, происшедшего вслед за первым утренним восходом Сириуса, и в каждом году было 12 или 13 лунных месяцев. Втекстах Среднего царства (2052—1786 г. дон. э.) первые четыре месяца назывались «месяцами наводнения», следуюшие четыре — «месяцами роста», или «зерна» и последние — «месяцами зноя» или «месяцами сбора урожая».

От Нового царства (1554—1072 г. до н. э.) до Римского времени и даже позднее употребляли обычно следующие названия месяцев:

1. Тот
2. Фаофи
3. Атир
4. Хойак

5. Тиби
6. Мехир
7. Фаменот
8. Фармути

9. Пахон
10. Пайни
11. Эпифи
12. Месори,

С какого-то момента, по-видимому параллельно, был введен удобный с административной точки зрения календарь с началом года, плавающим по сезонам, но имеющий строго постоянную длину месяцев и года (365 суток). Многие месяцы были посвящены богам и празднествам. Так, первый месяц Тот — это имя бога Луны, мудрости и счета Тота, месяц Атир посвящался богине Хатор, Пайни — «празднику долины», а Месори — «рождению Солнца». «Еще у египтян божества стояли во главе времен года. Геркулес или Юпитер Аммон царствовал над весенним равноденствием; Горус — над летним солнцестоянием; Се-рапис — над осенним равноденствием; Гарпократ — над зимним солнцестоянием» *.
В применяемом на территории Ирана в VII в. до н. э. зороастрий-ском календаре названия месяцев также были связаны с именами богов. По некоторым данным предполагается, что год начинался с марта. Первый месяц Фервердин — это месяц Фаравашей (душ всего сущего). Третий — Хордар — месяц божества целостности, здоровья. Четвертый — Тир посвящался Сириусу. Шестой — Шехривер — богу-покровителю металлов. Седьмой — Мехир — богу Света и неба Митре. Восьмой — Абан — богу вод. Девятый Азер — богу огня. Десятый — Дей — верховному богу-творцу Ахурамазде. Одиннадцатый — Бех-мен — божеству доброй мысли (главной ипостаси Ахурамазды). Двенадцатый — Эсфенд, богине святого смирения, богине Земли **.

* Фламарион К. Указ. соч. С. 207.
** Куликов С. Нить времен: Малая энциклопедия календаря. М.: Наука: Физматлит, 1991. С. 68—72,109—115; Фламарион К. Указ. соч. С. 422; Ван-дер-Варден Б. Указ. соч. С. 22, 23.

*** Николов, Харлампиев. Указ. соч. С. 155; Бондаренко Э. О. Праздники христианской Руси. Калининград, 1993. С. 7.

Наиболее ранние календари у многих народов были лунными. Это, по-видимому, относится и к славянам, причем в начальный период год мог состоять из 10 месяцев***. Впоследствии, как известно, начало года в древнеславянском календаре относили всегда к весне, то есть к солнечному и природному круговороту. «К. сожалению, об особенностях этого календаря приходится только догадываться по некоторым отрывочным данным, смешанным с данными о календарях позднейшей эпохи. Древнерусский календарь потом был забыт также, как в свое время после принятия христианства были забыты календари, возникшие у галлов, германцев и других европейских народов. Православная церковь вместе со своей догматикой и обрядностью принесла из Византии и юлианский календарь, по которому справлялись многочисленные праздники и который со временем вытеснил древнерусский календарь, возникший еще во времена язычества» *. В статьях А. Н. Афанасьева — одного из крупнейших историков и фольклористов XIX века о делении года у древних славян сообщается: «Апокрифы и народные поверья относят сотворение мира и первого человека к марту месяцу. Водворение христианства на Руси не скоро изменило старинный обычай начинать новолетие мартом. Церковь, руководствуясь византийским календарем и святцами, приняла годичный кругиндикто-вый-сентябрьский; народ же и князья оставались при своем мартовском годе и продолжали обозначать месяцы древнеславянскими именами. И Нестор, и его продолжатели держались мартовского года; к сентябрьскому счислению летописцы перешли уже в позднейшее время; так, в Троицкой летописи сентябрьское счисление начинается с 1407 года, а в Новгородских — не прежде покорения Новгорода Иваном III. В делах житейских и гражданских мартовский счет, вероятно, продолжался до конца XV века. В 1492 г. созванный в Москве собор, установив церковную пасхалию на восьмое тысячелетие, перенес начало гражданского года с 1 марта на 1 сентября; январский же год введен уже Петром Великим» **.
Древнерусские названия месяцев, а также современные их названия в некоторых славянских и литовском языках приводятся в таблице 1 ***.
* Воронцов-Вельяминов Б. А. Очерки истории астрономии в России. М: Гос-техтеоретиздат, 1956. С. 11, 12.
** Афанасьев А. И. Живая вода и вещее слово. М.: Сов. Россия, 1^88. С. 421, 422.
*** Воронцов-Вельяминов Б. А. Указ. соч. С. 13; Куликов С. Указ. соч. С. 77— 79.

«В лунно-солнечном календаре Древней Руси для согласования продолжительности 12 лунных месяцев (насчитывавших по 29 и по 30 дней)

с солнечным годом вставлялся иногда 13-й, дополнительный месяц, называвшийся у византийских книжников "эмболисмическим". На Руси такая вставка называлась "мулизмой". По мнению Степанова, ее производили семь раз в течение 19 лет — после августа второго круга Луны, после июля пятого ее круга и т. д. В результате фазы Луны приходились почти на прежние даты солнечного юлианского календаря. По-видимому были и другие системы вставок дополнительного месяца» *.

Попытаемся восстановить примерную последовательность умозаключений, позволивших древним наблюдателям приступить к созданию календаря. Сначала, вероятно, было замечено суточное движение всех небесных светил от востока кзападу. Затем заметили некоторое число звезд, которые никогда не уходят под землю — за горизонт, хотя и вращаются в суточном движении вместе с остальными около неподвижного центра (сейчас эта точка практически совпадает с Полярной звездой). Отдельные группы неподвижных звезд-были объединены в созвездия, конфигурации которых пытались связать с очертаниями знакомых или даже фантастических, божественных объектов. Уже в глубокой древности было замечено, что Луна и планеты (греч. «плане-тэс» — «блуждающая») медленно движутся относительно неподвижных звезд, проходя через одни и те же конфигурации. После этого нетрудно было заметить, что наступление определенного времени года совпадает с ночной кульминацией одного и того же созвездия из зодиакального пояса — полосы на небе, из которой не выходят при своем движении среди звезд Луна и планеты. «Зодиак» — в переводе с греческого — «круг животных», но 5 из 12 широко известных названий зодиакальных созвездий к животному миру не относятся. Считается, что в этом слове отразились более древние представления греков **.
Примерно по такой схеме в глубокой древности создавался зодиакальный календарь, в котором наступление того или иного времени года связывалось с появлением на ночном небе соответствующих зодиакальных созвездий.

* Воронцов-Вельяминов Б. А. Указ. соч. С. 12, 13.

** На рубежах познания Вселенной / Под ред. А. А. Гурштейна. М.: Физ-матлит, 1992. С. 21.

Особенностью созвездий зодиакального поясаявляется то, что, например, летом видна только одна их часть, зимой — другая, постоянно находящаяся летом под землей — за линией горизонта. На территории нашей страны, например, созвездие Козерог невозможно наблюдать в течение нескольких осенне-зимних месяцев. Таким образом, при попытке в далеком прошлом определить по звездам наступление дня летнего солнцестояния, его наступление связывали с ночной кульминацией Козерога, а не с дневной Рака, как это происходит сейчас. Соответственно звездам Козерога, а не Рака, первоначально приписывалась заслуга возвращения благоприятного времени года. Дело в том, что понимание того, что и Солнце медленно движется в течение года среди тех же созвездий зодиакального пояса, которые естественно на дневном небе не видны, произошло далеко не сразу. Этот факт подтверждается, в частности, тем, что практически у всех народов древности зодиак в начале разделялся на 28 или 27 созвездий — домов Луны, мест последовательного ее пребывания (весь зодиак от запада к востоку Луна проходит приблизительно за 27 дней и 8 часов). Уже после этого было произведено деление зодиака, например, на два или четыре сезона года, длительность которых могла измеряться количеством содержащихся в них периодов Луны. «Древние персы тоже разделяли зодиак на 28 созвездий...», впоследствии они приняли деление зодиакальной полосы неба на следующие знаки: «Агнец, Телец, Близнецы, Лев, Колос, Весы, Скорпион, Стрела, Козерог, Ведро и Рыбы. Эти названия записаны в сочинениях Зороастра...»*

«Египетский язык для нас потерян. Но следы его находятся в греческом и халдейском. Сравнивая эти три языка, убедились, что названия двенадцати месяцев года были те же самые, которыми обозначены двенадцать зодиакальных созвездий. Эти названия были нам доподлинно переданы греческими авторами... Так, от слова Thour, означающего месяц и животное тельца, происходил глагол Athar — пахать; слово Faosi, Овен, дало глагол Fasa — призывать стада на пастбище; Farmouthi, Весы,.происходит от слова Amat — измерять и т. д.... Ла-ланд и другие астрономы держатся того мнения, что двенадцать зодиакальных знаков служили впоследствии символом двенадцати великих богов Египта. Овен был посвящен Юпитеру Аммону и изображался с бараньей головой; Телец представлял бога Аписа, которому поклонялись в Египте под видом быка; Близнецы соответствовали Горусу и Горнократу, двум сынам Озириса; Рак был посвящен Анубису или Меркурию; Лев принадлежал летнему Солнцу — Озирису; Дева была посвящена Изиде; Весы и Скорпион оба были известны под именем Скорпиона. Египтянесчитали, что Скорпион, как и все опасные животные, принадлежит Тифону; Стрелец служил изображением Геркулеса, которого чрезвычайно чтили в Египте; Козерог был посвящен

Пану или Мендесу, египетскому божеству, символом которого служил козел; Водолей, т. е. человек, несущий сосуд, изображен на различных египетских памятниках» *.

Прежде чем перейти к анализу ряда^археологических находок, относящихся к календарям описанного выше типа, в которых сезоны года связаны с ночной кульминацией определенных групп звезд из зодиакального пояса, попытаемся в самых общих чертах проследить дальнейший путь развития зодиакального календаря.