Июнь

Июнь поляки называли «червец»; чехи и словаки — «червен»; хорваты — «розенцвет»; венды (венеды) — «шестник», «праш-ник», «кресниек»; иллирийцы — «липань». Это были коренные сла­вянские названия первого летнего месяца. В Древней Руси июнь называли «изок», что означало «кузнечик»: ведь в июне из буйно разрастающихся трав слышится веселый стрекот кузнечиков. Ста­ринное название «червень» дано июню из-за червенцов (червяков), из которых древние славяне добывали багряную природную крас­ку («Червленые щиты» в «Слове о полку Игореве» — это окрашен­ные багряной краской знамена). Название «июнь» — латинское. Римляне называли его так по имени Юноны — покровитель­ницы семейного очага.

2 июня (20 мая) — Фалалей-огуречник. В начале июня са­жают огурцы.
3 июня (21 мая) —Олены, ранние льны и поздние овсы.
7 июня (25 мая)—худые росы. Крестьяне считали, что с этого дня появляются вредные росы. Заболеет растение, думали: выпала медвяная роса. Если взрослый человек заболеет или ребе­нок, думали: бегал по худой росе.
11 июня (29 мая) — Федосья-колосяница, хлеб колосится.
13 июня (31 мая) — Еремей-распрягальник. С севом покон­чено.

Семицкая неделя бывает на седьмую неделю после Пасхи. Называли ее «русальной», а на Украине — «зеленой», «клечаль-ной». Три последних дня называли «зелеными святками». Для каждого дня Семицкой недели были еще особые названия: втор­ник— «задушные поминки», четверг — «семик», суббота — «кле­пальный день». Семицкие ночи называли «воробьиными». На Се­мицкой неделе отправлялись разные обряды: «задушные помин­ки», «Семик», «Моргостье», «Завивание венков», «Кукушки», пели особые семицкие песни.

8 народе существовало поверье, будто в Семицкую неделю покойники вспо­минают о старой своей жизни, бродят без пристанища. Добрые люди из жалости приходят во вторник на их могилы побеседовать с ними и справляют по ним «задушные поминки». По их предположениям, покойники, довольные таким уго­щением, уже не выходят из могил.

Забытые же покойники часто встают из могил, вступают в ссоры и драки с русалками, а русалки за все обиды мстят живым. Так же думали об удавленни­ках и утопленниках. Крестьяне выходили на их могилы, оставляя на них раз­битые яйца и блины с уверенностью, что их приношения будут съедены покой­никами.

Семик справляли в четверг. Это был один из наиболее по­читавшихся в народе праздников. Раньше в тех местах, где Перун считался не только держателем гроз и молний, но и обла­дателем животворных сил — одевал леса листьями, а луга мура­вою, Семик посвящали Перуну. Особая честь на Семик возда­валась березе. У древних славян она считалась деревом, оли­цетворявшим богиню Ладу.
С утра в семицкий четверг по селам и городам молодежь носила разукра­шенные лентами зеленые березовые ветки. Затем девушки шли в лес плести венки из цветов. Пели песни:

Пойдем, девочки, Завивать веночки! Завьем веночки, Завьем зеленые!

Мы идем, идем к березе,

Мы идем, идем к березе,
Которая ближе к дороге,
Которая ближе, ближе к дороге! Ты не радуйся, зелен дуб! Ты не радуйся, зелен дуб! Не к тебе идем мы гулять! Не к тебе идем мы гулять!
У корня березу обвязывали шелковым поясом, на ветки, перевитые лентами, вешали венки. Усевшись в кружок, поодаль от березки, девушки принимались распевать:

Береза, моя березонька, Береза моя белая, Береза кудрявая...

После того как наиграются, напоются, девушки возвращались в село. Сначала заходили в один из домов, где заранее готовился вкусный обед. А после отправ­лялись на луг, где проходил смотр невест. Там степенно, с напевами шли они мимо односельчан, среди которых стояли женихи. Какая приглянется, к той осенью женихов засылали.

На Семик одной из забав было также «гонять русалок». По поверьям, ру­салки в этот день особенно коварны: выходят ночью из омутов, хохочут в лесу, раскачиваясь на ветвях, могут защекотать тех, кто им поддастся. Играли в горелки, весело бегая друг за другом.

Завершающим днем семицких гуляний была Троица. Разнаряженную бе­резу срубали, обносили ее вокруг деревни, потом втыкали на улице и начинали водить вокруг нее хороводы.

В продолжение Всесвятской недели отправлялись разные об­ряды и увеселения. В одних местах были «Похороны Костромы», в других — «гульбище Ярилы», развивание троицких венков, про­воды весны и народные гулянья.

Народное игрище Ярило различалось в разных местах обря­дами и временем их отправления. Где-то оно было похоже на по­гребение Костромы, в других имело иное олицетворение. В одних местах оно начиналось с пятницы Всесвятской недели, в других — в воскресенье после Петрова дня. Имя Ярилы сохранилось в на­званиях этих мест: в Костроме есть Ярилово поле, под Кинешмой была Ярилина роща, урочище Яриловичи...
Костромское игрище чаще всего справляли в воскресенье Всесвятской не­дели. Ритуал «Похороны Костромы» был призван обеспечить плодородие. Как правило, при ритуальных похоронах Кострому воплощало соломенное чучело женщины или мужчины. Чучело хоронили или сжигали, иногда разрывали на части с обрядовыми оплакиванием и смехом.

Название «Кострома» связывают со словами «костерь», «костра» и другими, обозначавшими кору деревьев (по-чешски «костроун» — шутливое название ске­лета) .

В Пензенской и Симбирской губерниях в назначенное время собирались девицы в простых платьях, выбирали из своей среды одну и называли ее Ко­стромой. Отделившись от своих подруг, Кострома стояла с потупленным взором. Другие девицы подходили к ней с поклонами, клали ее на доску и с песнями несли на реку. На берегу пробуждали Кострому и поднимали за руки. После чего начиналось купание. Девицы купают друг дружку. Старшая из них сгибает из лубка лукошко и бьет в него как в барабан. Девицы выходят из воды и отправляются домой. В новых праздничных платьях выходят на улицу и заканчивают день в хороводах и играх.

В Муромском уезде похороны Костромы отправляли молодцы и девицы. Собравшись в назначенное место, они делали из соломы чучело. В одних местах одевали его в к^ое-нибудь платье, в других — только перевязывали веревками. Чучело назыьали Костромой. Все становились перед ним с почтительным видом. Старшие брали Кострому на руки и относили к реке. Здесь все сопровождав­шие разделялись на две «стороны». Одна, сохранявшая чучело, становилась в кружок, девицы и юноши кланялись Костроме. Другая внезапно нападала на первую, чтобы похитить чучело. Начиналась борьба. Как только захватывали чучело, так тотчас срывали с него платье, перевязи, топтали солому ногами и бросали в воду со смехом. Первая сторона «в отчаянии» оплакивала Кострому. После этого обе стороны объединялись и с веселыми песнями возвращались в селения. По некоторым описаниям, в обряде погребения Костромы вспоминали Перуна, утопленного в Днепре.
В Воронеже для празднества избирали человека, одевали в разноцветный кафтан, украшали лентами, колокольчиками, на голову надевали раскрашенный бумажный колпак с ленточками и кисточками, лицо сурмили красками, на руки привязывали «позвонки» (колокольчики). В таком наряде он назывался Ярилой, ходил по площади, плясал и пел песни, вокруг него толпился народ всех воз­растов. Одни пели, другие плясали, третьи бились на кулачки.

Обряд развивания венков: молодые женщины, девушки и холостые ребята вы­ходили на реку или на родник со своими венками. Там разыгрывали хороводы с венками на голове, а потом бросали венки в реку. Молодцы бросались в воду и доставали венки возлюбленных. Девицы и женщины за пойманный венок одаривали их поцелуями. Молодец после поцелуя надевал венок на свою голо­ву и назывался для женщины кумом, а для девушки — красным молодцем. В этих венках пели плясовые песни, а после с кумушками и девушками пля­сали. Закончив пляски, обменивались венками. Женщины тут же развивали свои венки, а девушки возвращались с ними домой и хранили их до будущей радости, до свадьбы.

Существовал еще очень интересный обряд — «Крещение ку­кушки». Суть этого, в основе несомненно языческого, обряда свя­зана с обновлением жизненных сил природы: после зимнего уми­рания — возрождение и торжество солнечного тепла. Другая сторона действа — повлиять на творческие силы природы, вызвать обильный урожай.

По представлениям древних славян, в кукушку обращалась богиня Жива. Происходило это так.
Под Вознесенье (христианский праздник) деревенские девушки и молоди­цы втайне от мужчин собирались в просторную избу шить наряд для кукушки — рубашку, сарафан, платок. Праздничным утром разодетые участники действа от­правлялись в лес. Там, среди зеленого приволья, они искали траву «кукушкины слезки». Вырвав с корнем парное количество стебельков или одну траву с раздвоен­ным корнем, обвивали их лентами, а затем обряжали в принесенные наряды. По преданиям, когда-то так одевали настоящую кукушку.

Ее наряжали в белую рубашку, а сарафан и платок полагались темные, так как птица эта слыла «вдовой». Поскольку же добыть вещую птицу нелегко, то приходилось утешаться «кукушкиными слезками». Траву украшали наряднее. Когда ряженье заканчивалось, девушки наклоняли ветки берез или орешника, свивали их в колыбельку, набрасывали туда платок и на него клали свою «ку­кушку», обвешанную крестиками.
Наступало время кумовства. Присутствующие юноши и девушки разбива­лись на пары, поочередно становились друг против друга над связанными вет­ками, приподнимали платок «с кукушкой», целовали свою избранницу до трех раз, каждый раз меняясь местами. Кумы обменивались платками и кольцами или нательными крестами. Покумившиеся крестьянки считались родными не меньше, как на год, а то и на всю жизнь.

Такое духовное родство, побратимство, посестринство восходит к очень отда­ленным временам, когда люди верили, что, обмениваясь личными вещами, они вступали в родственный союз. Каждая вещь, в представлении древних, носит частицу своего владельца.

К вечеру «кукушку» «хоронили»: отрывали в заветном углу леса ямку, при­хорашивали ее новыми лоскутами и лентами, клали туда «кукушку» и засыпали землей. Дней через десять крестьянки собирались в лес «воскресать кукушку». Чучело из земли вынимали, усаживали на ветки, напевая:

Кукушечка, рябушечка,
Пташечка плакучая,
К нам весна пришла,
Весна-красна,
Нам зерна принесла...

Слово «весна» здесь употреблялось в значении «тепло». В стародавние времена вообще год, как уже говорилось, делили на зиму и весну, других сезонов не выделяли, и весна продолжалась до самых холодов. Под напев этой обрядовой песни кумы одаривали друг друга орехами, бусами, обменивались платками. Затем устраивалось пиршество, на которое приглашали мужчин. Хороводы во­дили далеко за полночь. Общее веселье должно было способствовать зарождению доброго урожая.

После обряда в одних местах «кукушку» оставляли на ветвях, в других — несли в деревню. Молодые женщины по ее корням пытались дознаться, кто у них будет — мальчик или девочка: корень длинный предвещал мальчика, круг­лый — девочку. Травка хранилась в доме для счастья и на случай размолвки между супругами.

21 (8) июня— Стратилат, он «грозами богат». Считался астрономическим рубежом весны и лета.
22 (9) июня — Кирилл: «На Кириллу земля солнышку отдает всю силу».
24 (11) июня. Народное празднество, устраивавшееся на Руси в Купальскую ночь, известно во всем славянском мире. Отли­чительные обряды празднества — зажженные костры, песни, игры, перепрыгивание через огонь и крапивные кусты, купание ночью в росе, а днем в реках, пляски вокруг дерева, которое потом броса­ли в воду, зарывали в землю травы. У славян существовало по­верье о полете ведьм на Лысую гору5.
Имя «Купала» на санскрите означает «блистать», откуда «купавый» значит «белый»; в словах «кипеть», «купать» как бы соединялись огонь и вода. Купала — праздник света и огня, всемирное торжество стихии и небесных светил. Человек, сливаясь с природой, крепнет ее могучей силой и перерождается в ее та­инственной плодотворной жизни.
Купала и Купальские огни больше известны в России, на Украине, в Белоруссии.
Купальский огонь добывается трением дерева и называется «живой огонь», он же — «лесной», «лекарственный».
В Тульской губернии вечером 23 (10) июня крестьяне выходили в поле в чистых белых рубашках и складывали костры из хвороста. Старики садились в кружок и начинали трением старых сухих деревьев добывать огонь. Все стояли в течение этой процедуры в молчании. Едва по­казывался огонь, все оживало, начинались песни, веселье. За­жигали костры. Молодые пели и плясали, старушки, матери сжигали сорочки, снятые с боль­ных детей. Считалось, что таким образом можно прекратить бо­лезни, а перепрыгивание через огонь избавляло от сглаза и на­говора.

Купанье в утренней росе очищало тело и избавляло от бо­лезней. Пели Купальские песни, содержание которых восхо­дит к древним языческим вре­менам.

Девки, бабы — На купальню! Ладу-Ладу,

Ой, тот будет Пень-Колода, Ладу-Ладу, Пень-Колода!

На купальню!
Ой, кто не выйдет А кто пойдет
На купальню, на купальню,
Л аду-Л аду, Л аду-Л аду,
На купальню, На купальню,
А тот будет Бел-береза! Ладу-Ладу, Бел-береза!

Прыгали через костер с самодельной куклой Ладой. По прыжку судили об удаче в супружестве. Потом водили хороводы до самой зари, а куклу сжигали или то­пили в реке.

Еще собирали траву «Купальницу». Называли ее и «кошечьей дрёмой», некоторые так называли цветок лютик. Этой траве приписывали разные целеб­ные действия. В Вологодской губернии собирали утром траву-купальницу, когда она бывает еще в росе, и сохраняли в банках — для лечения. В селах взрос­лые вязали из нее веники и парились ими в банях, дети плели венки и надевали их на голову во время игр. На Руси исстари повелось париться в этот день утрен­ней порой в банях, а днем купаться в реках и прудах. Старики парились «люты­ми кореньями», чтобы помолодеть, исцелиться от хворей. После бани садились за стол, ели обетную кашу. Больных стариков и старух выносили в баню на жгу­чей крапиве и напаривали целебными травами. Купанье в реках начиналось с полудня и продолжалось до вечера. Между купаньями устраивали игры, пели песни.

Обетную кашу варили из ячменя, который толкли в ступе. Эта процедура тоже сопровождалась песнями и веселыми играми. Крупу для каши оставляли от первого рушения. Зажиточные семьи варили кашу для бедняков, что счита­лось их непременной обязанностью.
На Иванов день зарывали травы. Поверье о цветке папоротника, цветущего огненным цветком, было повсеместным. Знахарки отыскивали «разрыв-траву». Народ собирал, помимо купальницы, медвежье ушко, богатеньку. Последнюю вешали на стену на имя каждого человека. Чей цвет завянет, тот в течение года либо умрет, либо заболеет. В муравьиных кочках собирали целебное масло. В садах, под корнем чернобыльника, отыскивали земляной уголь, исцеляющий черную немочь и падучую болезнь.

25 (12) июня — Петров день. Об этом дне было сложено много поговорок: «На Петров день и солнышко играет»; «С Петрова дня красное лето, зеленый покос»; «С Петрова дня и зорница зорит хлеб»; «Петр и Павел два часа прибавил»; «Не хвались, баба, что зелен луг, а смотри, каков Петров день».

На Петров день ходили караулить солнце: как оно будет играть на небе при восходе. Крестьяне самых разных возрастов собирались на пригорки, расклады­вали костры в ожидании солнца и проводили всю ночь в песнях и играх. Молодые пели «Ой, Ладо!».
29 (16) июня. В народном календаре — Тихон. На Тихона певчие птицы затихают. У земли за год самый тихий ход. На Ти­хона вези навоз на пар; «Кто много назему в поле кладет, тот всегда верной прибыли ждет».
30 (17) июня — Проводы весны.

Собираясь на сенокос, крестьяне одевали лучшее платье и веселились весь вечер. Это и называлось проводами весны. В Саратовской губернии делали соломенную куклу, наряжали ее в кумачовый сарафан, на голову надевали ко­кошник с цветами, на шею вешали ожерелье. Куклу носили по селу с песнями, потом ее раздевали и бросали в реку. Собственно, это было продолжением купаль­ского обряда.

В Тульской губернии последнее заклинание весны происходило на закате солнца — поселяне выходили на пригорки, водили хороводы, пели песни: «Вес­на, весна, ты когда прошла, когда проехала?..» Потом садились в кружки, об­менивались яйцами, окрашенными в желтую краску, угощались.