Герой

В волшебной сказке необычными характеристиками, восходящими к мифологическим представлениям, наделяются не только персонажи типа Бабы‑Яги, Кощея Бессмертного, Змея Горы‑ныча, но и главный герой повествования, имеющий как будто исключительно человеческую природу. В русских сказках самым распространенным именем главного героя является имя Иван. В традиционной культуре оно зачастую воспринимается как нарицательное. Большее значение с точки зрения архаических представлений имеют эпитеты и прозвища, сопровождающие имя героя и подчас указывающие на его мифологическую природу.

     В прозвищах героев нашли отражение их социальное положение (Иван‑царевич, Иван – крестьянский сын, Андрей Стрелец), внешние и внутренние качества (Олешка – Коротенька Ножка, мальчик‑с‑пальчик, Ивашко‑Медвежье Ушко, Иванушка‑дурачок), обстоятельства рождения (Иван‑Покати‑Горох, Световик, Вечорка, Полуночка и Зорька).

     Касаясь мифологических корней образа главного героя сказки, прежде всего следует обратить внимание на его происхождение, а оно в сказках чаще всего связано с мотивом «чудесного рождения». Этот мотив был широко распространен в мифологиях разных народов. Культурные герои, добывающие огонь, спасающие народ, устанавливающие те или иные институты и нормы поведения, великие охотники – подобные персонажи обычно появляются на свет чудесным образом. Тексты сказок, зачастую воспроизводящие элементы мифологических повествований, сохранили разные виды чудесного рождения, отражая действительно существовавшие представления и обычаи.

     Один из видов чудесного зачатия – от съеденного плода или от ягоды. В русских сказках в качестве такого плода чаще всего фигурирует горох: «Ходила по лесу, сустрела горошинка катится по дороге, да и вскочила в ведро, а она и не заметила. Пришла до дому, выливает воду и дивится: горошинка в ведре; она взяла да и съела ее, и от этой горошинки уродился сын». Он рождается сразу после проглатывания горошины, на следующий день, через одну, две или три недели. В разных вариантах сказки герой именуется «Покатигорошек», «Иван‑Горох», «Иван‑Покати‑Го‑рох», «Горошинка». Среди волшебных плодов, дарующих рождение героя, нередко также упоминается яблоко. В сибирской сказке нищий советует бездетному купцу купить яблоко на рынке и заплатить столько, сколько за него спросят. Купец так и делает. Пол‑яблока съедает его жена, а другую половину – кобыла, и «через несколько времени жена его принесла сына, а кобыла – жеребца». Этнографические материалы свидетельствуют о том, что обычай есть плоды для вызывания беременности известен практически у всех народов и на разных ступенях культурного развития, вплоть до нашего времени. Данный обычай связан с древними представлениями о необычайной плодовитости растений. Эти представления легли в основу культа растений, ставшего одной из ярких особенностей мифологического сознания. Согласно мифологическому мировосприятию, силу плодовитости того или иного растения можно перенести на человека; для этого необходимо, например, съесть его плод. Популярность в русской сказочной традиции именно гороха объясняется, вероятно, его свойством сильно набухать, что, в частности, отражено в сказке, где царица глотает горошинку: «Разбухла горошинка, и царице тежалехонько, горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнет».

     Довольно распространенным в сказках является и чудесное рождение от выпитой воды: героиня «видит – бежит ключ воды. Она напилась и стала брюхата и родила сына». В севернорусской сказке царица пьет из колодца, а рожденного сына, соответственно, называют Иван Водович или Вод Водович. В основе мифологических представлений об оплодотворяющей силе воды лежит издавна подмеченное реальное воздействие этой стихии на всю природу. Собственно, это одна из субстанций, необходимых для воспроизведения жизни. Не случайно даже в позднее время в обрядах аграрного и жизненного циклов, а также в лечебной практике в значительной мере сохранилось использование воды, осмысляемой как живительное начало. Употребление воды для деторождения особенно часто встречается в культуре земледельческих народов, где эта стихия наделяется магическими свойствами. Вплоть до наших дней вода пользуется широким применением, в том числе и для чадородия, причем ее употребление имеет две формы: воду пьют или в ней купаются. Эти архаические представления издавна были так сильны, что получили развитие в христианской культуре. Чудодейственные источники и колодцы, способствующие беременности, дающие молодость и здоровье, известны во многих местностях у русских и западноевропейских народов. При этом они связываются с именем того или иного христианского святого. В народной культуре чудотворное воздействие воды нередко усиливается магией заговорного слова.

     Неоднозначные объяснения существуют для мотива чудесного рождения от рыбы. Эта разновидность чудесного рождения в сказке встречается чаще всего. В одном из сказочных сюжетов бездетной долгое время царице дают совет поймать в пруду золотую рыбку. Служанка пробует приготовленное из рыбы блюдо, царица съедает его, а корова (или кобыла, собака) выпивает «ополо‑щины», и по истечении некоторого времени, в один день, в один час, в одну минуту рождаются три брата. В другом сюжете три богатыря – Световик и его братья – рождаются у старухи, зачатые после того, как она съедает «чудную рыбку», у которой «перышки червоннова золота, чешуйка серебряна, а глаза, как огоньки горят». С одной стороны, у многих народов, в том числе и у восточных славян, рыбе приписывалась особая сила плодовитости. Это древнее представление основано на простом наблюдении, и в мифологическом сознании рыба осмыслялась как символ плодовитости, избытка и многодетности. Поэтому именно рыба воспринималась как пища, способствующая воспроизведению потомства. Кроме того, в мифологических представлениях рыба четко связывается с подземным и подводным миром как царством мертвых и потому наделяется магической силой, свойственной потусторонним существам. Не случайно в сказках пойманная для съедения рыба – необычная и зачастую отмечена золотой окраской, которая в мифопоэтической символике выступает как знак «иного» мира. С другой стороны, во многих культурах раннеродо‑вого строя рыба считалась животным‑предком – родоначальником и покровителем рода и соответственно объектом религиозного почитания. В данном контексте съедение рыбы в сказке может осмысляться как приобщение к всемощей силе предков, инициирующей рождение и – шире – жизнь.

     В сказке рождение героя от животного‑предка реализуется не только с помощью образа рыбы. Даже более отчетливо он прослеживается в сюжетах, где главным персонажем является герой типа Медвежьего Ушка, который рождается от связи человека и животного: у медведицы и мужика или у женщины, утащенной в лес медведем. Древнейший мифологический мотив брака человека с животным, растением, природной стихией или разнопри‑родных существ вообще нередко находит отражение в прозвище сказочного героя: Иван Кобыльевич, Иван Сучич, Иван Быко‑вич, Буря‑богатырь Коровий Сын, Иван Соснович, Иван‑Горох, Иван Ветрович, Вод Водович, Зорька‑молодец и подобных.

     Иногда в сказках встречаются герои, появление которых на свет связывается с их изготовлением, а не рождением. Мотив сделанных людей известен мифологиям многих народов. Чудесное происхождение такого типа обычно приписывается первым людям, которые не могли родиться. Они создаются божеством, и от них в дальнейшем рождаются все другие. Такие представления отражены сказкой и восходят к мифам о создании первых людей. В сказке чаще всего родители делают себе детей из глины или дерева:

     Был да жил мужик да баба; у них не было детей никого. Ну, старуха‑то и говорит: «Старик, сделай из глины паренька!» Или:

     Был себе дед да баба, да у них не было детей. Вот баба и говорит деду: «Иди, дед, в лес да вырубай тельпушок (чурбан), да сделай калисочку (люльку). Я буду тельпушок качать, не будет ли чего?» Дед сделал так, как сказала баба. Вот баба качает тельпушок, да и припевает. Глядит баба, а у тельпушка ноги есть; баба обрадовалась, да давай снова петь, и пела до тех пор, пока из того тельпушка не сделалось дитя. Показательно, что процесс превращения деревянной колоды в человека сопровождается качанием колыбели и исполнением песни. Очевидно, что этим действиям в мифопоэтическом сознании придается магическая сила, способствующая формированию и «оживлению» ребенка.

     Приведенные примеры далеко не исчерпывают всех вариантов мотива чудесного рождения. Сказкам многих народов известно также рождение героя из крови или из яиц, от прикосновения или удара, от проглоченных камня или жемчуга и т. п. Мотив чудесного рождения не одинаков и неоднороден по своему происхождению. Он отражает в основном три группы архаических представлений: о возможности брака с существами нечеловеческой природы (почитаемыми как предки‑родоначальники животными, растениями, стихиями), о продуцирующей силе растений и животных и, наконец, представления, восходящие к мифам о создании первых людей. Сказка отразила и сохранила ту стадию развития мотива чудесного рождения, когда оно приписывалось героям, спасителям или богам. Сказочный герой обычно рождается чудесным образом тоже как спаситель, причем часто именно тогда, когда в сказочном повествовании уже обозначена произошедшая беда: например появился змей, пожирающий людей; царевны – старшие сестры героя – унесены похитителями в «чужое» царство.

     Богатыри. Русский рисованный лубок.

     По мнению исследователей, с обстоятельством предшествования катастрофы или беды появлению на свет избавителя связана разработка в сказке мотива быстрого роста героя, на который также бросает свет архаическое представление о возвращении умершего предка, лежащее в основе некоторых форм чудесного рождения. Говоря иными словами, герой, рождающийся для спасения и избавления от беды, является новым воплощением умершего предка, который наделен могущественной силой. Посмотрим, как в сказке реализуется мотив быстрого роста. Герой растет «не по годам, не по дням, а по часам, по минутам – как тесто на опаре киснет». «Утром понесла, а к вечеру на ногах пошел». «Родила себе двух сыновей. И как они ее удивили, сейчас с ней заговорили: мамаша, говорят, переплывайте эту реку». В сказке о Покатигорошке герой начинает говорить и разумно рассуждать, находясь еще в утробе матери: он подсказывает матери, когда родится; говорит, как его назвать (Покати‑Горошком), объясняя при этом, почему именно так (так как он был горохом); сообщает, что будет защитником ей и добрым людям. В сибирской сказке Световик и его братья, не успев родиться, бегут погулять в лес, пособирать ягод, поохотиться. А через три дня они выглядят, как настоящие мужчины, и затем отправляются освобождать царских дочерей, унесенных многоголовыми Идолищами. Согласно архаическим представлениям, в случае необходимости умершие могут возвращаться с того света, и возвращаются они в том возрасте, когда умерли. Поэтому, если чудесно‑рожденный есть вернувшийся предок, герой как новое воплощение умершего тоже должен быть взрослым. Соответственно, возвращаясь на белый свет через чудесное рождение, он мгновенно превращается во взрослого. В сказке это мгновение растянуто на часы и минуты, а особенность сказочного жанра все утраивать превращает этот срок в три дня или шесть, девять суток и т. д.

     Неудивительно, что герой‑ребенок, вырастающий через короткое время, обладает магическими качествами. Он рождается в момент беды и сразу же берется за устранение беды, которое не под силу обычным людям. Таким образом, мотив чудесного рождения в некоторых своих формах основывается на представлениях о реинкарнации и возвращении умершего предка в облике родившегося человека.

     В связи с представлениями о силе предков, передающейся рождающемуся для подвигов герою, следует обратить внимание на широко и разносторонне присутствующий в сказке мотив связи героя с печью. Общеизвестно, что во многих культурных традициях печь и очаг имели непосредственное отношение к культу предков. В сказке встречаются случаи чудесного рождения героя, происходящего в рамках печного пространства. Так, в пермской сказке мальчик Тельпушок рождается из чурбана, который положен сушиться на печь: «Был чурбан, а стал мальчик». В одном из вариантов сюжета о мальчике‑с‑пальчик герой рождается из отрубленного пальца, который положен в горшок и поставлен на печь. Мотив чудесного рождения в соотнесении с образом печи может быть увязан с формами символического рождения, происходящего при наступлении зрелости героя. Так, в эпических повествованиях часто рассказывается, что до совершения своих подвигов герой безвылазно сидит или лежит на печи. Из ряда таких героев можно вспомнить и былинного Илью Муромца, и сказочных Иванушку‑дурачка и Емелю. Герой «лежит на печке, на муравленке, в саже да соплях запатрался»; «Завсегда сидел он на печке да в золе валялся». В сюжетах «Сивко‑Бурко», «Свинка – золотая щетинка», «Конек‑горбунок» Иванушка‑дурачок до определенного времени сидит за печью в золе, пепел пересыпает, сажу колпаком меряет. Отсюда еще одно прозвище Ивана – Попялов: «Жил себе дед да баба, и было у них три сына: два разумных, а третий дурень – по имени Иван, по прозванью Попялов». В сказках называются и другие имена героев, настойчиво указывающие на их связь с печью: Иван Запе‑чин, Ивашко Запечник, Запечный Искр, Затрубник. В некоторых сказках указывается даже срок пребывания героя на печи: «И он двенадцать лет лежал у попялу, вопосля того встав из попялу, и як стряхнувся, дак из яго злятело шесть пудов попялу». В рамках традиционной культуры 12‑летний возраст соотносится с моментом перехода ребенка в новую возрастную группу, а в эпических жанрах, сказке и былине, это возраст, в котором герой обычно проявляет свои богатырские или героические наклонности, что и может восприниматься как его символическое рождение, то есть рождение в определенном – героическом – качестве. При этом возрастная и качественная переходная веха в жизни героя в рамках сюжета соотносится с наступлением беды или приходом времени совершать подвиг. По мнению исследователей, в образе героя, тесно связанного с печью – традиционным местом почитания умерших, – можно видеть отголосок культа предков как помощников и избавителей.

     Связь героя с печью и культом предков проясняется с помощью такой важной его характеристики, как статус младшего в семье. Обычно в сказке герой – младший из братьев. Именно младший из братьев годами лежит на печи, и именно он совершает подвиги. В волшебной сказке происходит идеализация младшего, и это явление имеет реальную социальную основу в виде так называемого минората – привилегий младшего в наследственном праве. Возникновение минората исследователи относят к ранней ступени общественного развития, к периоду разложения рода, семейной общины. Привилегии младшего в наследовании объяснялись его преимущественным и наиболее продолжительным участием в семейном производстве, поскольку он оставался в доме до смерти родителей, тогда как старшие дети раньше отделялись от семьи. Наиболее существенной чертой минората являлось наследование младшим дома и соответственно очага. Кроме того, именно младшему сыну, остававшемуся жить с родителями, приходилось хоронить отца, совершать принятые традицией поминальные жертвоприношения, что, наряду с наследованием им дома и очага как таковым и определяло его особую роль в культе предков. Так младший сын оказывался хранителем культа предков. С точки зрения ученых, в прошлом, без сомнений, минорат был распространен повсеместно на территории России и Украины. Младший сын традиционно оставался с родителями и заботился о них до самой смерти.

     Отцовский дом доставался ему, и отец, умирая, всегда благословлял «младшего на корне сидеть». О взаимосвязи обязанности заботиться о родителях и прав на наследство свидетельствует, например, старая псковская судная грамота: «Аще сын отца или матери не скормит до смерти, а пойдет из дому, части ему не взять».

     Социальное право минората нашло непосредственное отражение в сказке. Так, в одном из сюжетов младший сын Иванушка‑дурачок получает в наследство кота и печь, т. е. по существу животное‑помощника и родовой очаг, которые в рамках архаических представлений связаны с культом предков. Однако, кроме бытовых черт права наследования, сказка отразила мифологические представления, относящиеся к этой области. В жанре сказки разрабатывается мотив «чудесного наследства», которое наиболее очевидно воплощается в волшебных предметах и животных. Очень ярко мотив чудесного наследства представлен в сказочных сюжетах, где необычный конь (Сивка‑Бурка, Конек‑горбунок и т. п.) помогают герою победить в брачных испытаниях. Характерной особенностью этих сюжетов является эпизод, в котором младший сын получает чудесное наследство от покойного отца. Обычно у отца три сына, младший из которых – Иванушка‑дурачок. Перед смертью отец приказывает сыновьям ходить на его могилу – сторожить ее. Здесь нашли отражение разнообразные элементы и формы культа предков: чтение на могиле молитв, «кормление» покойного. В украинском варианте сказки прослеживаются даже черты поминальной обрядности календарного цикла: младший сын приходит на могилу, чтобы устроить вечерю в рождественские Святки, и угощает покойного отца очень хорошо – так, как это следует делать согласно традиции. Как правило, старшие сыновья или боятся идти на могилу, или просто не хотят выполнять наказ отца. Они просят младшего заменить их, обещая за это разные подарки: красные, то есть праздничные, кафтан и шапку, пряник и т. п. В одном из вариантов сюжета отец велит ходить на могилу именно младшему сыну. Во всех случаях тот выполняет наказ отца, заменяя братьев, когда нужно, и благодарный мертвец дарит ему необычного коня, который и становится чудесным помощником героя. Этот подарок отец называет «великим благословением», «счастьем», «слугой». Собственно, волшебный конь – чудесное наследство – оказывается магической силой, даруемой достойному ее герою благодарным предком. Таким образом, являясь младшим в семье, герой находится в наиболее близкой связи с чудесными силами умерших родственников‑предков, которые помогают ему. Кроме того, эта близкая связь героя с потусторонним миром объясняет и то, что он сам наделяется мифологическими характеристиками. В связи с этим следует упомянуть, что, по народным представлениям, ребенок, родившийся в семье последним, обладает магической силой, что, в свою очередь, обусловливает его особое место в сфере обрядовой жизни традиционного общества. В рамках же сказки становится понятно, почему именно младший брат, и только он, оказывается героем, способным выполнить трудные задачи и достичь сказочной цели.

     Мифологические характеристики сказочного героя прослеживаются на разных уровнях. Так, мифологическую природу героев зачастую выдает их внешний облик. Животное происхождение Медвежьего Ушка, например, видно в таких его чертах, как: «до пояса человек, а от пояса медведь», «кожа медвежья, лицо человечье», человек – только ушки медвежьи. Иногда у него лишь одно медвежье ухо. Ивана Сучич, соответственно прозвищу родившийся от съеденных собакой косточек рыбки – «золото перо», изображается так: человеческий младенец, «только были собачьи уши». Герой может также наделяться необычным ростом: большим – для типа богатыря или маленьким – для типа мальчика‑с‑пальчик. Покатигорошек так тяжел, что под ним не выдерживают железные кресла: они трещат, рассыпаются или гнутся. Выполняя в ходе сюжета трудные задачи, он поочередно съедает 100 баранов, 100 поросят, 200 быков, запивая еду соответственно 40, 100, 150 бочками вина‑водки, после чего жалуется, что ему этого мало. К мифологическим чертам героя относится такой знак потустороннего мира и – шире – космоса, как отмеченность золотом‑серебром: «по колена ноги в золоте, по локотоцки руки в серебре, по косицкам по земчужинке»; «во лбе звезда, у потыльце месяц». Такой внешний облик даже в рамках сказочной реальности квалифицируется как необычный. В традиционных представлениях особенностью мифологических существ считается такая черта, как отсутствие индивидуальных черт в облике персонажа на фоне других, то есть своего рода безликость. Так, в сказке о детях, родившихся одновременно у царицы, служанки и собаки, говорится не только как о братьях, но и как о близнецах, подчеркивается их внешнее сходство: «И ребята были волос в волос, голос в голос, что можно даже не разобрать, кто чей». Правда, иногда рассказчик все же сразу оговаривает то, что сучий сын – пригоже, сильнее, крепче всех. Мифологическая природа героя проявляется также в его способности менять свой начальный облик: Иван Сучич, чтобы подслушать разговор Змеевых жен и матери, может обернуться в муху или кота; Искорка‑парубок, девичий сын, с подобной целью перевоплощается в голубя.

     Помимо необычного внешнего вида герои наделяются особыми физическими характеристиками, знаниями и умениями. Сказочные чудесно‑рожденные богатыри, например, обладают непомерной физической силой. О Медвежьем Ушке говорится, что у него две силы: человечья и медвежья. Он вместо коня может вспахать поле, а когда его обижают ребятишки‑сверстники, его ответные действия приводят к членовредительству, подобно тому как это случается в былинах с богатырями‑подростками: кого за руку хватит, у того рука – долой, кого за ногу дернет, у того нога оторвется. Богатырская сила Ивана Сучича изображается не только в испытаниях, но и в мотиве выбора коня по своей силе: он «как гаркнет» – от его голоса все кони валятся на землю, кроме одного. Его‑то он и берет себе. Наиболее ярко сила героя‑богатыря изображается в рамках разных испытаний: с братьями – на статус старшего, а также с противниками. Демонстрация силы героя разрабатывается в популярном мотиве изготовления оружия для него. Покатигорошек заказывает кузнецу сковать себе особую булаву – до 150 пудов; при этом сделать ее предлагается, перековав из очень маленького металлического предмета: иголки, шпильки или булавки. Лишь на третий раз кузнецу удается выполнить заказ героя‑богатыря – изготовленные до этого две булавы разлетаются в щепки. Булава героя так тяжела, что ее еле‑еле могут поднять 100 человек. Покатигоро‑шек же закидывает ее в небо, и булава так долго летит туда и обратно, что герой успевает зайти в дом, поесть, попить и отдохнуть, проспав несколько суток (семь или двенадцать). Проверяя прочность булавы, герой подставляет под нее, падающую с неба, свой палец, колено или голову. Первые две неудачные булавы разламываются, а хорошая – лишь слегка гнется, но удара ее герой почти не чувствует, воспринимая его как укус мухи. Иван Сучич, соревнуясь с братьями в подбрасывании тяжелых булав, оказывается сильнее царевича и кухаркина сына и получает статус старшего над ними. В сказке о Световике и его братьях главный герой так силен, что на три версты пускает стрелу из тугого лука, а в бою с противником в качестве оружия использует огромное дерево, выдранное из земли с корнями. Когда неблагодарные братья привязывают спящего Покатигорошка к дереву, он тоже вырывает его с корнем и избавляется от уз. Сила героя такова, что он во владениях своего противника пинает ногой каменное строение, и оно тут же разваливается. Иван Сучич во время боя с самым старшим из змеев бросает в избушку, где находятся его братья, шапку, сапог или рукавицу и тем самым сбивает со строения трубу, крышу, верхний венец. Все герои богатырского типа – и Покатигорошек, и Медвежье Ушко, и Иван Сучич, и другие – одерживают победу в поединке со всеми противниками – многоголовыми змеями, Идолищами и подобными персонажами. Причем они вступают в бой не только со своим неприятелем, но и с противниками братьев.

     Тема состязания героя с противником разрабатывается в сказке не только через мотив боя, но с помощью мотива соревнования в поглощении необычной пищи, в пожимании руки соперника. Змей предлагает Покатигорошку съесть железных бобов или хлеба, чугунных орехов или медного гороху, и герой не только опережает противника в проглатывании еды, но и требует еще добавки. Когда противники меряются силой, пожимая друг другу руки, у Покатигорошка рука только синеет, а у Змея – со всеми пальцами остается в руке у богатыря.

     Чудесно‑рожденные герои наделяются не только сверхъестественной физической силой, но и необыкновенным умом. По‑катигорошек, например, очень скоро после рождения проявляет особые умственные способности: он начинает учиться в школе и

     Иллюстрация к былине «Дюк Степанович». И. Билибин (1941).

     обгоняет в знаниях своих учителей. Медвежье ушко в три года становится не только крепким, сильным, но и очень сообразительным. Особый ум и даже мудрость, еще в большей степени свойственная героям небогатырского типа, связаны с мифологической природой персонажа; они обусловлены его близостью к потустороннему миру. Неслучайно только настоящему герою помогают волшебные силы: покойный отец, вещий конь, благодарные звери, принадлежащие «иным» мирам существа.

     В некоторых сюжетах признак ума и нездешней мудрости героя изображается от обратного. Речь идет о персонажах типа Иванушки‑дурачка, Емели – так называемых умных дураках. Собственно, они – вовсе не дураки в прямом смысле слова, а искусно замаскированные идеальные герои. «Глупость» такого героя выглядит скорее как чудачество. Старшие братья героя считают «глупостью» и его правильные, нормальные поступки – заботу о покойном отце, выкуп обреченных на смерть животных и ласковое отношение к ним. По мере развития действия сказки выясняется, что «дурачок» гораздо умнее своих братьев. Более того, его «глупые» поступки оборачиваются, согласно традиционному мировосприятию, «мудрыми», что в конечном счете дает ему преимущество перед братьями. Неслучайно сказители за рамками повествования характеризуют героя‑дурачка так: «Хотя он был и глупый, но ему все лучше давалось, чем умным»; «А Иван был дурак, но очень умный»; «Дурак он дурак, а знает, что сказать»; «Дурак, а умнее всех». Действительно, герой справляется со всеми трудными задачами и испытаниями, добывает разные диковинки: Жар‑птицу, золотую клетку, кота‑игруна, перстень, оброненный в море, и прочее.

     Нередко свойство особого ума героя реализуется в сказке в форме магического знания. Герой выдерживает все испытания благодаря полученному знанию. Емеле‑дураку отпущенная им на свободу щука сообщает магические слова: «По щучьему велению, по моему хотению». Стоит их произнести, как исполняются все желания героя: сами собой наполненные водой ведра идут в избу и становятся на лавку; цепы молотят; сани едут в лес; топор рубит деревья; поленья складываются на воз; дубина бьет Емелиных врагов; печь проламывает потолок и «быстрее птицы» мчится к царю; царевна влюбляется в Емелю; хрустальный дворец и стеклянный мост возводятся; а сам Емеля становится умным и красивым, что «ни в сказке сказать, ни пером описать».

     Иван‑царевич и Жар‑птица. И. Билибин (1900).

     Если в сказке о Емеле магическое знание существует как бы само по себе, лишь в виде сообщенных волшебным помощником слов, то в других сюжетах приобретение знаний героем изображается довольно подробно. Так, в новгородской сказке мальчика отдают в науку «дедушке лесовому»:

     Дед и бросил мальчика в печь – там он всяко вертелся. Дед вынул его из печки и спрашивает: «Чего знаешь ли?» – «Нет, ничего не знаю». Трижды печь накаляется докрасна. «Ну, теперь научился ли чему?» – «Больше твоего знаю, дедушко», – ответил мальчик. Ученье окончено, дед лесовой и заказал батьку, чтоб он приходил за сыном. Из дальнейшего повествования видно, что мальчик научился превращаться в животных. В вятской сказке герой после того, как его трижды опускали и варили в котле, начинает понимать крик птиц. Нередко герой типа Ивана‑царевича или Иванушки‑дурачка изначально владеет магией жестов и заклинаний: он знает, что нужно сделать или сказать, чтобы избушка Бабы‑Яги повернулась к нему передом и открылись ее двери, знает, как вести себя с самой Бабой‑Ягой, чтобы она показала дорогу в тридесятое царство, помогла советами и волшебными предметами. Этим магическим знанием объясняется уверенность, с которой герой держит себя с существами «иного» мира. Его геройство и сила именно и состоят в его магическом знании. Вся система испытаний героя в сказке отражает древние представления о необходимости владеть знаниями и силой, позволяющими эти испытания преодолеть. Зачастую они построены на проверке магической силы героя и реализуются в мотивах задавания сложных задач, добывания диковинок, поединка с противником и других.

     В рамках сюжета герой, наделенный непомерной физической силой, необычным умом или магическим знанием, является устранителем беды, с которой начинается повествование. Он побеждает коварного и могущественного противника, освобождает невесту, сестер или мать. Нередко, попутно со своими основными подвигами, герой вызволяет из беды родных братьев.

     В некоторых сюжетах целью преодоления героем различных трудностей оказывается добывание невесты. В перспективе развития судьбы самого героя все пройденные испытания приводят к изменению его статуса. Не случайно возраст, в котором герой покидает родной дом, по своей воле или поневоле, – это возраст наступления зрелости. Согласно законам жанра, повествование волшебной сказки завершается свадьбой героя и его воцарением. При этом герой зачастую вступает в брак с чудесным существом, имеющим мифологическую природу: царевной‑лягушкой, Еленой Прекрасной, Василисой Премудрой, Царь‑девицей и подобными.